Юдоль - Страница 97

Постепенно к страннику привыкли. Его не сочли равным себе, но и не заметить не могли, поскольку он замечал вся и всех, а значит, тоже был великим. Вскоре его стали называть «танцующим призраком», хотя он вроде бы и обладал плотью, но грязь его не касалась. Если в дороге его заставал дождь, то он легко становился прозрачным для дождя, струи которого пронзали его насквозь. Если холод пытался добраться до его тела, если застилал его путь снегом, он ступал босыми ногами по белому так, словно снег был нарисован на холсте. О нем никто ничего не знал. Единственное, что все знали точно, — он повелитель слез, потому что всякий раз оказывался там, где лились слезы. Сам обливался слезами, кружился в танце и переставал танцевать только тогда, когда слезы высыхали. Колдунам это показалось любопытным, и только, разве только зрячий назвал его стервятником.

— Сиват, — прошептал Кай.

— Но это только начало истории, — строго заметил купец. — Однажды в той же самой стране появилась девчонка. Маленькая девочка со звонким голоском. Девочка, которая могла проходить сквозь стены и водяные потоки. Которая появлялась где хотела и когда хотела. Не простая девочка.

— Ишхамай? — повернулась к Каю Каттими.

— Никаких имен, — сдвинул с усмешкой брови Пай. — Имена — это шелуха. Я знаю, что некоторые деревенские знахари верят, будто имя подобно форме, в которую заливается металл, но если металл расплавить заново, что останется от его формы? Имя — это шелуха. Она может быть красной, розовой, коричневой, зеленой, любой, но рано или поздно облетит, и останется только ядрышко. Нужно говорить о ядрышках. Чтобы не врать.

— Откуда взялась эта девочка? — спросил Кай.

— Никто не знает, — пожал плечами купец. — Но она была всюду. Как и этот странник. И она и стала той самой влагой, которую ждали брошенные странником зерна. Девочка могла явиться в дом к хозяйке лесов и спросить ее, не видела ли та ее маму? Лесная владычица еще только в недоумении хмурила брови, размышляя, как обычная девочка смогла найти ее дом, а та уже исчезала. Что оставалось хозяйке листьев и стеблей? Только думать о том, чья же это дочь, поскольку сила ее была очевидна. Что она сможет еще, если она уже может так много? И как это повлияет на леса? Потом девочка приходила к хозяину камня, хозяйке воды, хозяину тьмы и тоже болтала какие-то глупости. Или то, что казалось глупостями. И зрячий не мог разглядеть насквозь и ее. Всякий раз, когда он всматривался в девочку, ему казалось, что ее нет вовсе. А потом она стала бродить вместе со странником. И петь вместе с ним песни, особенно там, где лились слезы. А еще через какое-то время ее убили.

— Убили? — побледнела Каттими.

— Да, убили, — кивнул купец. — Однажды странник закричал так громко, что его услышали все великие колдуны. И каждый из них понял, что девочка мертва. И они отправились к ней, потому что уже уверились, что она подобна им. Они испугались, что и они могут оказаться мертвы. А что может быть страшнее смерти для тех, кто обладает бессмертием?

— И кто убил ее? — спросил Кай. — Как это произошло?

— Неизвестно, — пожал плечами купец. — Ее сердце оказалось пронзенным. Колдуны явились на место убийства все. Один обратил внимание на ноги, обвитые стеблями вьюна. Другой разглядел ожоги на запястьях девчонки. Третьему не понравились следы зверья у ближайшего ручья. Еще кому-то почудились искры льда в траве. Внезапные веснушки на лице. Перо, запутавшееся в волосах. Песок на сандаликах. Тьма в остановившихся глазах. Странник рыдал безутешно, а колдуны смотрели на девочку, друг на друга, и каждому казалось, что она похожа на кого-то из них, и каждый подозревал в ее смерти другого. Брошенные странником семена проклюнулись в день смерти его маленькой подружки.

— И чем же все закончилось? — нетерпеливо нарушила новую паузу Каттими.

— Согласно сказке, которую я пересказываю, в тот день все только началось, — словно очнулся купец. — Тогда сквозь слезы говорить стал странник. Оказалось, что он мастер слова. Он не пел, но его слова лились, словно песня, и завораживали даже великих колдунов. Только зрячий смотрел на него зелеными глазами, такими же, как и у тебя, парень, и качал головой. Но ничего не мог сказать против. Нутро странника оставалось непроглядным и для зрячего.

— О чем же он говорил? — спросил Кай.

— О воздаянии, о справедливости, о мести, — перечислил купец. — О боли, которую нельзя перенести. О счастье, которое никогда не вернется. Он сказал, что каждый из великих колдунов в сути своей подобен обычным людям, число которым тьма и жизнь которых коротка и бессмысленна. Он сказал, что смерть такой же, как они, не должна остаться просто смертью, иначе она станет ржавчиной, от которой рано или поздно рассыплются в пыль даже стальные сердца. Он сказал, что хочет знать убийцу, чтобы посмотреть ему в глаза. В это мгновение все великие отчего-то почувствовали ужас. Редко глаза странника блестели среди прядей его волос, но всякий раз каждого из них обдавало холодом. Даже правитель тьмы и холода ежился от этого взгляда.

— И кто-то открылся ему? — затаив дыхание, прошептала Каттими.

— Все промолчали, — покачал головой купец. — Тогда странник упал на колени и сказал, что может узнать правду. Он никого не может испугать, не хочет испугать, не должен испугать, да ему и нечем пугать, его плоть призрачна, а если не призрачна, то слаба и недолга. Но он может узнать правду. Ему потребуется для этого малая толика крови всех, кто мог убить ее. Всех колдунов. И тело погибшей. Сохраненное тело погибшей. Но он должен быть уверен, что, когда убийца будет выявлен, он никуда не скроется, покуда странник не посмотрит ему в глаза. И еще он сказал, рыдая, он сказал, что если они не узнают убийцу, то вскоре будут видеть убийцу в каждом.