— Все я знаю про их серьезность, — скривила губы Халана. — С вечера серьезнее не бывает, а поутру — пустяк пустячком. Да и раны болеть начинают, когда чужая надобность тело томит.
— Мне нужна Уппи, — понизил голос Кай. — Очень нужна. Поговорить с ней надо. Кто она — точно не знаю, но я так понял, что она вроде провидицы или гадалки. Может посмотреть в сердце. И еще вроде бы она хорошо расплетает.
— Расплетает, значит, — задумалась кетка. — А кто расплетает, тот и плетет, стало быть. Ладно. Разузнаю. Но потребует времени. Завтра приходи. На Ткацкой улице спросишь Халану, тебе всякий покажет. Принесешь бутыль акского, да не кислятины какой, а сладкого, на меду. Понял?
— Непременно, — пообещал Кай.
Халана с шумом, присказками да прибаутками удалилась вместе с Шарни и четырьмя последицами, прочие женщины уже с полудня разошлись с торговцами по рынкам — закупать да продавать товар, приучаться к нелегкой доле торговцев-приказчиков. На постоялом дворе остались только Кай, Каттими, Васа и молчаливый Сай да двое ветеранов хиланцев, чьи кости требовали покоя, а карман от лишней монеты за охрану купеческого добра да лошадей лопаться не собирался.
— Пошли, — предложила Васа остальным. — Лошади пристроены, я, правда, посоветовала бы Каттими лошадку Педана заменить, старовата, да и хватанула своего: судя по всему, и повозку потаскала, и с плугом тужилась, но это дело можно и отложить. А вот перекусить сейчас самое время. Знаю одно потайное место, где и поговорить можно, и лицами отсвечивать не придется. Только в горку придется подняться. Осилишь? — посмотрела она с интересом на охотника.
— Должен, — кивнул Кай, хотя взгляд его словно продолжал застилать туман. — Не волнуйся, — он подмигнул маячившей рядом мутным пятном Каттими, — цепляли меня подобные твари уже не раз. Я от царапин не приделываюсь, от приделанной крови не загораюсь, хотя тлею, конечно. Рука, признаюсь, повреждена сильно, но все же не отрублена, работает, да и левая, а жар пройдет. Еще день-два, ну неделю, и все…
Туман рассеивался, едва он закрывал глаза. Улицы обращались в сумеречные проходы, дома становились тенями, прохожие — силуэтами, но ничего не плыло и не колебалось. Только отстукивало в висках и отзывалось ноющей болью в ранах. Да, цепляло Кая уже не раз, но никогда он не обрушивался в лихорадку так надолго. Еще когда на пути в Кету объезжал по окружной Хилан, да наткнулся в крохотной деревеньке на селян, отбивающихся от своры пустотных псов, почувствовал, что не ко времени схватка. Тварей было больше десятка, порубить удалось всех, но без потерь не обошлось. Пустота частенько подкидывала сюрпризы, на этот раз она одарила лающие создания не только клыками, но и костяными выростами на верхних челюстях. От удара одной из них, на вид самой мелкой, Кай и не уберегся. Не думал, что мелочь в полтора локтем ростом так ловко выпрыгнет, что достанет всадника на высоком коне. А пока приходил в себя от удара в бок, другая тварь едва не вырвала из его ляжки шмат мяса. Тогда все обошлось в итоге, но хворь до конца не отпустила Кая не только к Намеше, но и к Кете. И вот же, поверх старых болячек легли новые. Дело было привычным, но не только схватываться вот с такими приделанными ему пока еще не приходилось, но и принимать в свою плоть вымазанный в их черной крови металл. Ничего, и не из таких переделок выбирался. Мерзость еще кипела в жилах, еще колола иглами в суставах, но вроде бы отгорала, выдыхалась. На сотую долю, но выдыхалась. Он чувствовал. Однако не следовало ли придержать выздоровление? Точнее, не следовало ли сказаться и в самом деле недужным как можно дольше? Ведь если этот самый Анниджази добивался именно заражения, так зачем было расстраивать его раньше времени? Тем более что должен он следить за Каем, должен. Хотя бы для того, чтобы исполнить собственную угрозу. Или, прежде чем лукавить да притворяться, следовало отогнать болезнь подальше? Ведь даже дышалось тяжело, через раз, как бы не пришлось залечь на день-другой на постоялом дворе. К тому же вновь накатила эта жажда, которая даже от ковша воды не убавлялась ни на толику. В третий раз он ее испытывает, в третий. Сначала обожгла на хурнайской площади, но почти сразу утихла. Как Хуш над стеной взметнулась да пеплом осыпалась, так и утихла. Даже легкость какая-то появилась в жилах, прохлада. Второй раз наступил в Намеше. И точно так же облегчение пришло от гибели Паттара, показалось, что еще немного, и можно будет взмахнуть крыльями и подняться над городом. И вот снова, в Кете. Хотя было что-то и в лесу, на следу черной пятерки. Но чтобы вот так…
Кай думал об этом и тяжело шагал вслед за воительницей в известное только ей заведение, хотя, казалось бы, бывал сам в Кете и до Пагубы, и в Пагубу, и знал если не каждый переулок, то все улицы наперечет уж точно. Каю нравился город ткачей, маслобойщиков, старателей и лесорубов. Замок иши на утесе был невелик и красив, город начинался от его подножия, спускаясь сразу к двум рекам лентами улиц и ступенями серых домов. Когда-то Кета поражала Кая неторопливостью и праздностью, теперь ее вальяжность сменилась озабоченностью и серьезностью. Суеты не наблюдалось вовсе, хотя по деревянным тротуарам проложенных вдоль просыпанных гранитной крошкой улиц народ так и сновал, но движение это было обдуманным и полезным. Кто-то катил тачку, кто-то тащил мешок, кто-то вел овцу. Все так же, зажмурив глаза, Кай чувствовал над головой расцветающее языками пламени небо, которое здесь, почти в предгорьях Западных Ребер, казалось ниже, чем в той же Зене или в Хурнае, и думал, что если и закончится когда-нибудь Пагуба, то заканчиваться она начнет именно здесь, в окраинном городе Текана, в котором как раз теперь, кажется, не имелось ни одной пары рук, которая не была занята каким-либо делом.