Бурчать возмущенно Каттими перестала, только миновав вслед за Каем лодочное кладбище. Охотник оставил ее вместе с мешками и укутанным в ткань оружием у вросшей в ил затопленной шхуны, от которой, кроме гнилой кормы, ничего и не осталось, а сам ушел в порт. Через полчаса он приплыл на крохотной лодчонке, которую отвязал от борта крутобокого намешского торговца.
— Украл, — со вздохом предупредил он вопрос Каттими, укладывая в лодку оружие и загоняя ее под обвисшие останки палубы. — Я бы купил, вряд ли эта скорлупка стоила бы мне больше десятка медяков, но в Хурнае тот, кто покупает, выглядит намного подозрительнее, чем тот, кто крадет. Да и вряд ли лодка принадлежит намешцам, так же подцепили где-то у берега. Не хмурься, нам она нужна, только чтобы добраться до устья Хапы. В первой же рыбацкой деревушке или наймем лодку до Зены, или пристроимся на борт к какому-нибудь купцу.
— Я не хмурюсь, — процедила сквозь зубы Каттими, ставшая и впрямь удивительно похожей на гиенского переростка. — Насторожь плету. Насторожь да отвод глаз. Или ты хочешь, чтобы кто-то унес пику, ружье, мой меч да добрый запас продуктов. Кстати, если я теперь гиенец, отчего не могу взять лук и меч?
— Гиенцы ходят с пиками, — объяснил Кай, — а тебе с такой внешностью и в драной овчине даже пики не положено. Зато никто и ярлыка не спросит, одного опасайся: чтобы какой стражник сильно не пнул. Пошли.
— Утешил, — с обидой пробормотала Каттими Каю вслед.
Ашу жил не в замке, хотя и в хурнайской крепости конечно же имел свой угол. Но не зря о нем ходила слава как о едва ли не лучшем старшине тайной службы Текана. Разве только Данкуй, старшина тайной службы Хилана и самого иши, мог сравниться с ним. Поэтому и дом Ашу стоял у восточных холмов в полутора лигах от замка на перекрестке сразу трех улиц, которые, в свою очередь, делились на переулочки и тупики, где обитали хурнайские купцы, ростовщики, менялы и прочий густо позвякивающий монетами люд. До полудня Ашу всегда был дома, конечно, если не нужно было отправляться на прием к Кинуну, но даже если его и не было, слуги были вышколены безупречно. Проходя под высоким забором, Кай наклонился, поднял выщелкнувший из подгнивших листьев орех, накорябал на нем ножом несколько слов и бросил его через забор. Услышав всплеск, а за забором был устроен крохотный бассейн, Кай направился к рынку. Ашу должен был появиться в условленном месте непременно. Впрочем, как назначали встречи со старшиной проездной башни другие его знакомцы, Кай не знал.
Опасности вроде бы не было. Ветер гонял по ползущим с холма на холм хурнайским мостовым сухие листья, разве только темные тучи клубились над головой, предвещая осенний дождь, ну так чего было ждать от приморского города. Хурнай все-таки не мог сравняться теплой зимой с Туварсой, море, конечно, у его берегов не замерзало, но холодные дожди, а то и снег, случались. Впрочем, для жителей города клана Руки — клана Кессар и предзимний дождь казался великой стужей, отчего и горожан на улицах было не так уж много. Но бедно одетый гиенец с морщинистым лицом вряд ли мог привлечь чье-то внимание, тем более что и самому Каю казалось, что недавним утром он почти приблизился к завешанной ему Сакува способности становиться незаметным для любого взгляда. О Каттими подобного сказать было нельзя. Она волочилась всего в полусотне шагов за Каем и, кажется, привлекала внимание каждого. Вот только ничего, кроме обалдевшего от вида городских улиц переростка-гиенца, этот самый каждый разглядеть был не в состоянии. Сомневаться не приходилось, к прочим талантам девчонки следовало причислить и лицедейство. Хотя когда Кай сжимал ее в объятиях, вроде бы она учащала дыхание и покрывалась испариной не в шутку.
Раздумывая об этом, Кай вернулся уже знакомыми улицами к порту, попетлял по приморским улочкам, но чужого пригляда, кроме как со стороны Каттими, не заметил. В полдень он подошел к харчевне, как и было условлено, заказал большую бутыль терпкого акского, блюдо соленой мелкой рыбки, пару хурнайских лепешек с сыром и дробленым орехом и принялся потягивать вино, смакуя солоноватый вкус белесых волокон. Каттими присела за крайний стол, торжественно достала потертый нищенский кошель, вытряхнула на столешницу несколько медяков — и вскоре уже хлебала горячую похлебку и не менее горячий ягодный отвар. Да, ветерок становился все холоднее, и горячего заказать бы не помешало. Кай уже хотел подозвать служку, как заметил Ашу. Точнее, он заметил фигуру одинокого рыбака, который брел со стороны рынка с пустой корзиной и ничем не отличался от трех десятков таких же рыбаков, что перемежали глотки горячего вина руганью и стуком о доски столов костяшек. Кай узнал Ашу, когда тот был уже в десяти шагах. Впрочем, и старшина проездной башни не сразу узнал охотника. Увидел бутылку на столе, кивнул, сел напротив и, только плеснув вина в свободный кубок, заметил:
— Никак не могу привыкнуть, Кир Харти, к твоей способности менять цвет глаз. Или хочешь, чтобы я тебя по-новому называл? Зеленоглазым охотником? Каем-Весельчаком? Больно редко ты смеешься. Все хотел спросить, как ты меняешь цвет глаз? Мне говорили, что соглядатаи Данкуя делали нечто подобное, лепили к зрачкам чешуйки хапского леща, вырезая в них отверстие, но рыбой от тебя, парень, не пахнет.
— От тебя тоже, Ашу, — усмехнулся Кай. — Корзина, с которой рыбак идет с рынка, должна пахнуть рыбой. Когда-то ты подъезжал к харчевне на коне. Что случилось?
— Это я у тебя должен спрашивать, что случилось, — понизил голос Ашу. — По-моему, четыре месяца назад ты сказал, что уходишь из Хурная надолго?