В деревеньке на окраине Хурная Кай нашел селянина с подводой, который за мелкую монету с радостью согласился доставить двух странников, обвешанных оружием, на другую сторону города, к речной пристани, да не через столбы мытарей, а в объезд, по солончаковым холмам. Когда из-за увалов показалась гладь Хапы, Каттими прослезилась, да и Кай почувствовал, как защемило у него в груди, но не с той стороны, где побывала стрела туварсинского варщика клея, а левее. У пристани спутники наняли рыбацкую плоскодонку, которая спустила их к хурнайскому порту, высадив в затоне у маяка. Когда, бормоча благодарности за плату, рыбак отчалил от подгнивших мостков и переходов, Кай подхватил меха с водой и повел Каттими уже знакомой тропкой к укрытию, когда-то выручившему и Кая, и тех его близких, о судьбе которых он все чаще задумывался. Об одном думать не получалось в последние дни — о сказке, рассказанной Неку. Всякий раз, когда Кай пытался думать об этом, когда вспоминал сон с двенадцатью престолами, перед глазами вставала окраинная зенская улица и поющая девочка напротив дома, в котором он успел почувствовать вкус счастья. Эта девочка, которая оказалась в сказке Неку главной героиней, как раз и оборвала счастье Кая. Накликала беду. Обрекла ту, чье лицо стало понемногу сливаться в голове Кая с лицом Каттими, на гибель. Что ж получалось? Однажды та же самая поющая девочка накликала беду на двенадцать великих колдунов, на богов? Но если ее, и в самом деле кто-то убил из двенадцати, тогда все, что она делала потом с ними, со всем Теканом — это только месть? Но разве может мстить мертвый?
Голова раскалывалась даже от попыток соотнести одно с другим. К тому же какая-то муть поднималась внутри, тошнота не отступала, да и в глазах Каттими то и дело чудились слезы. Не улыбнулась она, во всяком случае, за последнюю неделю ни разу. Неужели и в самом деле что-то случилось с ним? Но что бы с ним ни случилось, разве может мстить мертвый?
Каттими остановилась, обернулась к Каю и спросила его:
— И все-таки, кто бы ее ни убил, почему она до сих пор бродит по дорогам Текана?
— Неку сказал, что она великая, — пожал плечами, насколько это позволяли меха с водой, мешки и пика с ружьем, Кай. — Значит, великие и умирают по-своему, не как обычные люди. Или умирают ненадолго. Или вовсе не умирают.
— Знаешь, — Каттими задумалась, — мне показалось, что этот купец…
— Неку, — поправил ее Кай.
— Наверное, — неуверенно кивнула девчонка, — или, как ты говоришь, пепел этого Неку… Он боялся смерти. Он храбрился, но он боялся смерти. И он что-то хотел сказать нам. Точнее, не так. Он сказал. Рассказал нам вот эту сказку. Зачем?
— Чтобы мы услышали, — снова попытался пожать плечами Кай. — Зачем ему это было надо? Может быть, он хотел, чтобы сын двух участников той истории что-то знал? Или он готовил меня… нас к чему-то? Не знаю.
— Надо бы обдумать все это, — пробормотала Каттими и вдруг забеспокоилась:. — А куда мы идем? Я, честно говоря, рассчитывала на тихую окраинную гостиницу.
— Посмотрим, — с тревогой огляделся Кай. — Посмотрим насчет гостиницы. А пока выходи-ка вон к тем камням. Раньше моя гостиница располагалась как раз там.
Последний раз Кай заглядывал в укрытие среди камней хурнайского порта уже с год назад. Два года назад похоронил старика, который поддерживал в порядке старое убежище приемного отца Кая, а год назад наведался, чтобы потайное место вовсе превратить в тайное. Поправил печь, устроил новый дымоход, вывел его за торчащую над укрытием скалу. Смоленые доски, перекрывающие укрытие, сверху залил варом, засыпал песком, завалил мелким камнем, прикрыл мхом. У скрытого среди камней люка воткнул несколько неприхотливых кустов. У выхода к воде нагромоздил валунов, ни дать ни взять — мертвая неприветливая скала, корабль через камни к утесу не пристанет, а лодке с рыбаками у пенящегося бурунами камня вовсе делать нечего — пока выберешься наверх, ноги переломаешь. Не то что Кай собирался возвращаться в Хурнай или тем более прятаться в Хурнае от кого бы то ни было, уходил он из города награжденный и с ярлыком, с щедрой платой, полученной за избавление окрестностей города от нечисти, но свербело что-то в груди. Так что когда среди разросшихся кустов он и сам с трудом обнаружил скрытый лаз, спустился в темноту, а затем подал руку бормотавшей что-то раздраженное Каттими, то по ее же восхищенному возгласу понял, что старался не зря. Когда же Кай отыскал лампу, осветил комнатки, лежаки, утварь и немудрящую мебель, а потом открыл дверцу, ведущую к плеску волн, Каттими уже не сомневалась — остаемся здесь. Не прошло и пяти минут, как в печурке затрепетали языки огня, а намоченная в морской воде тряпка была отобрана у Кая с категоричным «я сама». Через час, когда закипел ягодный отвар и перетомилась в глиняном горшке выловленная Каем пара морских сомиков, над хурнайским портом опустились сумерки.
— А ведь здесь даже можно и перезимовать! — убежденно заявила Каттими.
— Вряд ли, — не согласился Кай. — Думаю, что в Хурнае мы надолго не задержимся.
— Но зачем-то мы все-таки здесь оказались? — спросила Каттими.
— Нужно поговорить с Ашу, — напомнил Кай. — И сделать это тайно.
— Ты думаешь пробраться во дворец? — сдвинула брови девчонка.
— Нет, — задумался Кай. — Ни в коем случае. Я вызову его на рыночную площадь. Там есть харчевня, в паре сотен шагов от старого маяка. Столы и лавки под навесами. Думаю, что их еще не убрали. Конечно, это не место для вельможи, но Ашу никогда не чурался бродить по городу в простой одежде.